5 лет прошло с тех пор, как ливийский перебежчик потребовал от стран - участников Совбеза ООН закрыть небо над его бывшей страной. «Бесполетная зона» — начало кровавого отчета "арабской весны". 50 тысяч жизней спустя - грустно спорить о многом. Например, пришла ли демократия в Ливию, разделенную между десятками враждующих группировок? Или... стало ли лучше миллионам сирийцев, вынужденных покинуть свои дома из-за гражданской войны. Впрочем, зачем спорить. Достаточно взглянуть и самим сравнить. Что было и что стало.
Вот это Ливия, вот Сирия. А вот это - нет, не Ближний Восток. Это Европа. В номинации "фотография года" победил снимок австралийца Уоррена Ричардсона, сделанный на сербско-венгерской границе. Беженцы через колючую проволоку передают ребенка. Пять лет назад, до "арабской весны", такого в Европе не было. Об изменениях, которые грозят стать необратимыми, - комментарий Глеба Лаврова.
До того, как 21 февраля 2011 года в нижнем лобби здания представительства Ливии при ООН, в Ист-Сайде на Манхэтене, в США, мужчина в синей сорочке, специалист по французской литературе, вице-посол Ибрагим Дабашши в присутствии десятка сотрудников миссии, заметно растерянных и нервничающих, призвал ООН обеспечить "бесполетную зону" для недопущения воздушного вторжения других стран в помощь Муаммару Каддафи, до этих нескольких минут, под объективами дюжины камер, годовой валовый внутренний продукт в Джамахирии приближался к 15 тысячам на человека. До 21 февраля, правда, и еще несколько недель после, образование было бесплатным. Молодым семьям за рождение ребенка давали жилье или улучшали условия проживания. А для роста качества здравоохранения звали спецов из-за рубежа. В общем… до 21 февраля в Ливии... До бесполетной зоны... До агрессии против государства... До войны...
Все это навсегда осталось до. После были только тысячи захваченных в плен и выставленных победителями на продажу, десятки тысяч раненных, которым с трудом и не всегда удавалось оказывать хоть какую-то помощь, до 50 тысяч убитых в боях и умерших, сотни тысяч внутренне перемещенных, включая тех, кого выселяли городами за поддержку полковника, или потому, что они принадлежали не к тому роду-племени. Были беженцы и беженцы, и беженцы. Были и есть. В Ливии, в соседних Тунисе, Нигере, Чаде, Судане, Египте, войска которых и сейчас втянуты в войну с десятком армий из победителей и побежденных той войны. Которая была. Которая есть. И которая, вероятно, прекратится еще очень-очень не скоро. И об этом говорят даже противники.
Роджер Коэн, колумнист газеты THE NEW YORK TIMES, США: "Послушайте, я не испытываю ностальгии по Муаммару Каддафи, он был диктатором, непредсказуемым в своих действиях, но у его смерти было множество тяжелых последствий; и многие надежды, которые были пять лет тому, не оправдались — и это прискорбно".
Но в семнадцати, или сколько их там было, мгновениях другой, "арабской весны" Ливия — все же эпизод. Конечно, особый эпизод. Последний и не последний в одно и то же время.
Ведь до Ливии был Тунис, некогда жемчужина туристической отрасли, любимое направление множества граждан в основном из Западной Европы. 20 дней беспорядков. 219 погибших.
После Туниса, но еще до Ливии, был Египет — мекка для жаждущих солнца на постсоветском пространстве. Одна из крупнейших экономик континента. Чуть менее трех недель погромов. 846 погибших.
Потом был Йемен. Ничего хорошего про экономику не скажешь, но "Аль-Каида" тогда еще не контролировала целые города, и в стране не произошел раскол по религиозному признаку. Месяц уличных боев. Две тысячи погибших.
Бахрейн, Марокко, Ирак, Иордания, Кувейт, Оман — протесты и беспорядки, быстрые грозы весны, и только после — Ливия. Манифестации. Стычки. Погромы. Бои. Агрессия. Война.
А потом — Сирия. Это, конечно, уже не "арабская весна". Это испепеляющее лето. Это осень, смывающая потоками огня с неба и крови на улицах. Это зима. Это мертвый сезон. И уже не один. Это четыре года, почти пять лет, почти 350 тысяч убитых, семь миллионов вынужденных бросить дома. И еще пять миллионов, которые бежали за границу. Пять миллионов, которые ушли. Еще идут.
И только потом была Европа.
Франк-Вальтер Штайнмайер, министр иностранных дел Германии: "Предельно ясно, что в наше время внешняя и внутренняя политика, вызовы извне и конфликты между разными здешними силами, все это одна проблема. Я убежден, что шторм, который обрушился на границы ЕС, мы переживем, только если Европа сплотится; или мы все уступим, если будем противостоять этому поодиночке".
Впрочем, уверенность главы МИД Германии в том, что хоть какой-то выход для всех еще есть, разделяют не все.
Ведь есть у "арабской революции" начало, а конца за толпами беженцев, несущих в Европу боль и страх, все то, с чем они, уходя, пересекли границы своих родин, края чаши горя не видно. А значит, не исключено, что слезы аллергической реакции на пыльцу "арабской весны" не раз еще проступят и на множестве лиц со вполне европейскими чертами. Женских, детских, любых лиц.
5 лет прошло с тех пор, как ливийский перебежчик потребовал от стран - участников Совбеза ООН закрыть небо над его бывшей страной. «Бесполетная зона» — начало кровавого отчета "арабской весны". 50 тысяч жизней спустя - грустно спорить о многом. Например, пришла ли демократия в Ливию, разделенную между десятками враждующих группировок? Или... стало ли лучше миллионам сирийцев, вынужденных покинуть свои дома из-за гражданской войны. Впрочем, зачем спорить. Достаточно взглянуть и самим сравнить. Что было и что стало.
Вот это Ливия, вот Сирия. А вот это - нет, не Ближний Восток. Это Европа. В номинации "фотография года" победил снимок австралийца Уоррена Ричардсона, сделанный на сербско-венгерской границе. Беженцы через колючую проволоку передают ребенка. Пять лет назад, до "арабской весны", такого в Европе не было. Об изменениях, которые грозят стать необратимыми, - комментарий Глеба Лаврова.
До того, как 21 февраля 2011 года в нижнем лобби здания представительства Ливии при ООН, в Ист-Сайде на Манхэтене, в США, мужчина в синей сорочке, специалист по французской литературе, вице-посол Ибрагим Дабашши в присутствии десятка сотрудников миссии, заметно растерянных и нервничающих, призвал ООН обеспечить "бесполетную зону" для недопущения воздушного вторжения других стран в помощь Муаммару Каддафи, до этих нескольких минут, под объективами дюжины камер, годовой валовый внутренний продукт в Джамахирии приближался к 15 тысячам на человека. До 21 февраля, правда, и еще несколько недель после, образование было бесплатным. Молодым семьям за рождение ребенка давали жилье или улучшали условия проживания. А для роста качества здравоохранения звали спецов из-за рубежа. В общем… до 21 февраля в Ливии... До бесполетной зоны... До агрессии против государства... До войны...
Все это навсегда осталось до. После были только тысячи захваченных в плен и выставленных победителями на продажу, десятки тысяч раненных, которым с трудом и не всегда удавалось оказывать хоть какую-то помощь, до 50 тысяч убитых в боях и умерших, сотни тысяч внутренне перемещенных, включая тех, кого выселяли городами за поддержку полковника, или потому, что они принадлежали не к тому роду-племени. Были беженцы и беженцы, и беженцы. Были и есть. В Ливии, в соседних Тунисе, Нигере, Чаде, Судане, Египте, войска которых и сейчас втянуты в войну с десятком армий из победителей и побежденных той войны. Которая была. Которая есть. И которая, вероятно, прекратится еще очень-очень не скоро. И об этом говорят даже противники.
Роджер Коэн, колумнист газеты THE NEW YORK TIMES, США: "Послушайте, я не испытываю ностальгии по Муаммару Каддафи, он был диктатором, непредсказуемым в своих действиях, но у его смерти было множество тяжелых последствий; и многие надежды, которые были пять лет тому, не оправдались — и это прискорбно".
Но в семнадцати, или сколько их там было, мгновениях другой, "арабской весны" Ливия — все же эпизод. Конечно, особый эпизод. Последний и не последний в одно и то же время.
Ведь до Ливии был Тунис, некогда жемчужина туристической отрасли, любимое направление множества граждан в основном из Западной Европы. 20 дней беспорядков. 219 погибших.
После Туниса, но еще до Ливии, был Египет — мекка для жаждущих солнца на постсоветском пространстве. Одна из крупнейших экономик континента. Чуть менее трех недель погромов. 846 погибших.
Потом был Йемен. Ничего хорошего про экономику не скажешь, но "Аль-Каида" тогда еще не контролировала целые города, и в стране не произошел раскол по религиозному признаку. Месяц уличных боев. Две тысячи погибших.
Бахрейн, Марокко, Ирак, Иордания, Кувейт, Оман — протесты и беспорядки, быстрые грозы весны, и только после — Ливия. Манифестации. Стычки. Погромы. Бои. Агрессия. Война.
А потом — Сирия. Это, конечно, уже не "арабская весна". Это испепеляющее лето. Это осень, смывающая потоками огня с неба и крови на улицах. Это зима. Это мертвый сезон. И уже не один. Это четыре года, почти пять лет, почти 350 тысяч убитых, семь миллионов вынужденных бросить дома. И еще пять миллионов, которые бежали за границу. Пять миллионов, которые ушли. Еще идут.
И только потом была Европа.
Франк-Вальтер Штайнмайер, министр иностранных дел Германии: "Предельно ясно, что в наше время внешняя и внутренняя политика, вызовы извне и конфликты между разными здешними силами, все это одна проблема. Я убежден, что шторм, который обрушился на границы ЕС, мы переживем, только если Европа сплотится; или мы все уступим, если будем противостоять этому поодиночке".
Впрочем, уверенность главы МИД Германии в том, что хоть какой-то выход для всех еще есть, разделяют не все.
Ведь есть у "арабской революции" начало, а конца за толпами беженцев, несущих в Европу боль и страх, все то, с чем они, уходя, пересекли границы своих родин, края чаши горя не видно. А значит, не исключено, что слезы аллергической реакции на пыльцу "арабской весны" не раз еще проступят и на множестве лиц со вполне европейскими чертами. Женских, детских, любых лиц.
