Сергей Красуцкий: Это очень больной вопрос для нас, сотрудников органов внутренних дел. Потому что каждый год к нам поступает около 180 000 сообщений об актах насилия в семье. В итоге только каждое третье сообщение заканчивается привлечением агрессора к ответственности. Да, наше законодательство, если касается мелких правонарушений, допустим, причинение мелких телесных повреждений или оскорбление, в обязательном порядке предусматривает наличие заявления потерпевшей стороны. Также заявление требуется, если необходимо привлечь к ответственности агрессора за истязания. Выход есть, он заключается в том, что может в этот процесс включаться прокурор, но тогда нужно доказать зависимость жертвы, материальную, психологическую или какую-то иную, по которым она не пишет заявление. Но в абсолютном большинстве те, кто к нам обращается, обычно зависимости не имеет, и речь идет о том, что жертва просто думает, что, не написав заявление, она как-то эту проблему решит. Хотя очень много фактов говорит о том, что ситуация повторяется неоднократно. Вывод: пишите заявление, тогда мы сможем все наши механизмы включить и привлечь агрессора к ответственности.
Ведущая: Я могу понять, когда первый раз было совершено насилие по отношению к женщине и она не написала заявление. Но когда это происходит систематически? Ольга, к Вам вопрос: какие мотивы могут руководить женщиной, которую избивают, и сотрудники внутренних органов уже знают эту семью, но она упорно не пишет заявление?
Ольга Горбунова: Очень часто задаваемый вопрос, на который нет короткого ответа. Многие специалисты по работе с пострадавшими, практически все - и участковые инспектора милиции, и психологи, с которыми мы работаем, - задаются этим вопросом. Что делать, как человека мотивировать, почему она не уходит? Мы насчитали 32 причины, почему женщина не уходит из насильственных отношений. Спектр этих причины очень разный - начиная от какого-то эмоционального состояния, внутриличностных сложностей человека. Надо понимать, что человек меняется, когда живет в такой ситуации, и насилие происходит не потому, что она какая-то такая, а она становится такой, потому что над ней систематически происходит насилие. Это некая адаптация к криминальным обстоятельствам в семье, к очень опасным обстоятельствам, где есть реальная угроза для жизни и здоровья ее и ее детей. Меняется социально-психологический портрет человека. Он не уверен в себе, не уверен в своих силах, не уверен, что может справиться самостоятельно.
Может быть просто страх, связанный с возможными постоянными угрозами со стороны агрессора, потому что международная статистика подтверждает, что самые трагичные события в отношениях наступают именно в момент попытки разрыва насильственных отношений. Зачастую агрессор начинает думать: "Не досталась мне, не достанься ты никому!". Ведь насилие - это, по сути, желание обладать властью, контролем над другим человеком. И когда человек уходит из-под этого контроля, зачастую агрессор готов на самые радикальные поступки, чтобы сохранить эту власть.
Могут быть и экономические причины, нерешаемый квартирный вопрос. По сути, несмотря на то, что наше законодательство, благодаря инициативам Министерства внутренних дел, прогрессирует с каждым годом, но, тем не менее, очень часто женщины сообщают о том, что они не могут добиться должной защиты. Они раз вызвали милицию - заплатили штраф из общего бюджета, второй раз - чуть больше штраф. Смысл? Семья теряет деньги, агрессор остается безнаказанным. Женщина говорит о том, что вызовет милицию, он смеется ей в лицо: "Давай, потом сама заплатишь штраф". Эта мера неэффективна. Если бы суды давали, например, сутки ареста, десять суток ареста, чтобы он реально увидел какие-то последствия своих злодеяний, был бы какой-то эффект. Но при ныне существующей системе защиты женщины теряют веру и перестают обращаться в милицию. Женщина взвешивает последствия своих действий, думает, что вытерпит, переживет, а он изменится, может быть.
Сергей Красуцкий: Я еще добавлю, что наше законодательство предусматривает начало одних и тех же процессов в отношении агрессора, что по заявлению, что без него. Но и это не становится панацеей. Я буквально недавно изучал международный опыт, когда предусмотрено начало процедуры проверки без заявления, просто если стал известен факт. Тем не менее, эти проверки также заканчиваются безрезультатно, если жертва не хочет давать какие-то объяснения. Даже процесс начинается, пытаются помочь потрерпевшей, но он заканчивается, так как без доказательств, которые могла бы предоставить жертва, перспективы никакой эти процедуры не имеют.
